Я промолчал.

– Да, да, – продолжал он. – Кроме тебя. Ты сказал им, что она жива, и привел к ней Бедуира. А теперь объясни, как ты об этом узнал? Тебе было видение?

Я потупил голову.

– Когда Кей прискакал за мной, я воззвал к древним силам и был услышан. Я увидел в пламени королеву и с нею Мельваса.

Он мгновенно насторожился. Нечасто случалось, чтобы Верховный король доискивался у меня правды, как он делал это в разговоре с другими своими подданными. Я ощутил на себе силу его монаршей проницательности. Он тихо и сосредоточенно произнес:

– Да, вот оно. Теперь опиши мне подробно, что именно ты видел.

– Я видел мужчину и женщину в богато убранной комнате, а в приоткрытую дверь разглядел угол спальни и смятое ложе. Мужчина и женщина смеялись и играли в шахматы. Она была в просторном спальном одеянии, с распущенными по плечам волосами. Он заключил ее в объятия, при этом фигуры с доски покатились на пол, и на одну из них он наступил. – Я протянул ему на ладони растоптанного белого короля. – Когда королева к нам вышла, у нее из складок плаща выпало вот это.

Он взял у меня фигурку, наклонился над ней, словно всматриваясь. И вдруг отшвырнул вдогонку за веточкой розмарина.

– Верно, – проговорил он. – Видение было вещее. Она рассказывала про столик с шахматными фигурками из слоновой кости и черного дерева. – К моему изумлению, он улыбался. – И это все?

– Все? Да это много больше, чем я рассказал бы тебе по доброй воле, а не по долгу твоего советника.

Он кивнул, не переставая улыбаться. Гнев его как рукой сняло. Он сказал, снова устремив глаза на темнеющую равнину, туда, где последний одинокий луч серебрил далекую гладь воды:

– Мерлин, ты сам сказал: «Она всего лишь женщина». Ты много раз повторял мне, что женщин ты не знаешь. Неужели ты не замечал, в какой беспросветной зависимости проходит жизнь женщины, среди страхов и неуверенности в завтрашнем дне? Они как рабы, как скот во власти хозяев, порою жестоких. Даже в королевском доме женщин продают и покупают и готовят к жизни вдали от родины и родных, в собственности у чужого мужчины.

Я знал, куда он клонит. Подобные мысли мне и самому приходили в голову при виде страданий женщины по прихоти мужчины, даже таких женщин, как Моргауза, силой характера и умом далеко превосходящих своих мужей. Женщины словно созданы на потребу мужчинам и принуждены безропотно терпеть свое подневолье. Редкие счастливицы находят себе таких мужей, которыми могут управлять, или таких, которые их любят. Как королева Гвиневера.

– Так и с Гвиневерой, – продолжал Артур. – Ты же сам сказал, что она и сейчас еще меня плохо знает. Нет, она меня не боится, но иногда я вижу, что она боится жизни, ей страшно жить. И, уж конечно, она безумно боялась Мельваса. Понимаешь? Твое видение было правдивым . Она улыбалась ему, говорила сладкие речи и прятала свой страх. А что еще ей оставалось? Взывать о помощи к слуге? Угрожать им обоим моей местью? Да они бы убили ее, и все, она это понимала. Когда он показал ей спальню, чтобы она могла сменить свои промокшие одежды (он принимает там время от времени женщин втайне от старой королевы, своей матери, так что там есть и одежда, и все, что любят дамы), она просто поблагодарила его и заперла дверь у него перед носом. Потом, когда он стал приглашать ее к столу, она сказалась нездоровой, но он не хотел верить и настаивал, она побоялась, как бы он не взломал дверь, поэтому она вышла к столу и старалась его задобрить. И так весь долгий день до сумерек. Она дала ему понять, что ночью его желания исполнятся, а сама сидела и все еще ждала избавления.

– И оно пришло.

– Да, когда, казалось, уже не на что надеяться, оно пришло – благодаря тебе. Вот что она мне рассказала, и я ей верю. – Быстрый поворот головы. – А ты?

Я ответил не сразу. Он ждал, не выказывая ни гнева, ни нетерпения. И ни тени сомнения.

Наконец я сказал с совершенной искренностью:

– И я тоже. Она поведала тебе правду. И рассудок, и чувство, и провидение, и слепая вера – все неоспоримо свидетельствует в ее пользу. Я сожалею, что усомнился. Ты прав был, напомнив мне о том, что я не понимаю женщин. Я должен был знать, что она испытывает страх и от страха употребит против Мельваса всякое оружие, имеющееся в ее распоряжении. Что же до всего остального – за то, что она хранила молчание, пока не поговорила с тобой, за ее заботу о твоей чести и о благе твоего королевства, я восхищаюсь ею. И тобой, король, тоже.

Он заметил новую форму моего обращения. И сказал, облегченно усмехаясь:

– Мною? За что же? За то, что я не впал в монаршую ярость и не стал рубить головы? Если королева, трепеща от страха, смогла притворяться целый день, то, уж конечно, и я был способен на это в течение нескольких часов, притом что дело шло о моей и ее чести. Но не дольше. Нет, клянусь адом, не дольше! – Он с такой силой стукнул кулаком по парапету, что сразу почувствовалось, какие страсти приходилось ему сдерживать. А потом прибавил уже совсем другим тоном: – Мерлин, ты, конечно, знаешь, что люди... народ не любит королеву.

– Да, я об этом слышал. Но причина не в том, что она кому-то не нравится или кто-то ее осуждает. Просто у нас с нетерпением ждут королевского наследника, а она уже четыре года как королева и до сих пор не родила. Отсюда разочарование и всякие разговоры.

– Наследника не будет. Она неплодна. Теперь я уже знаю это точно, и она тоже.

– Я этого опасался. И очень сожалею.

– Если бы я время от времени не сеял на стороне, – с кривой усмешкой продолжал он, – можно было бы обвинить и меня; но довольно вспомнить беременность первой королевы, не говоря о бастарде, рожденном Моргаузой. Так что вина – если считать это виной – лежит на ней. А поскольку она – королева, ее горе у всех на виду. И находятся такие, кто начинает нашептывать, чтобы я отослал ее от себя. Но этого, – отрезал он, – не будет.

– У меня и в мыслях не было предлагать тебе такое, – сказал я. – Но, может быть, именно это и означала белая тень, увиденная мною над вами... Однако довольно. Надо позаботиться о том, чтобы вернуть ей любовь народа.

– Легко говорить. Если ты знаешь, как это сделать...

– По-моему, знаю. Сейчас ты поклялся адом, и твоя клятва развеяла мой сон. Ты позволишь мне отправиться на Инис Витрин, чтобы я мог сам привезти ее обратно к тебе?

Он хотел было задать вопрос, но потом усмехнулся и пожал плечами.

– Отчего ж, поезжай. Может быть, тебе и в самом деле это проще простого... Я предупрежу, чтобы готовили королевский эскорт. А сам буду встречать ее здесь. Заодно избегну встречи с Мельвасом. Ты, при всей своей мудрости, ведь не станешь уговаривать меня, чтобы я его не убивал?

– Так курица стала бы уговаривать лебеденка не лазить в воду. Ты поступишь, как сочтешь нужным. – Я посмотрел туда, где над затопленной равниной возвышался Тор и рядом две другие вершины, пониже, образующие остров с морской гаванью. И задумчиво сказал: – Непонятно, почему он полагает себя вправе взимать портовый сбор – и такой большой – с Верховного Короля, который его охраняет.

Он сразу откликнулся, чуть скривив усмешливо губы:

– Да, в самом деле. Да еще дорожную пошлину на насыпи собирает. Если мои военачальники, кто знает, вдруг да откажутся платить, тогда Мельвас вполне может явиться ко мне с жалобой собственной персоной. Это будет первая жалоба, внесенная на рассмотрение в новом зале света. И поскольку писцам было сказано, что ты приглашен ради нового зала, пойдем, пожалуй, осмотрим его? А завтра в третьем часу я отправлю за нею королевский эскорт.